[Рукопись первых стихотворений о войне. Неизвестный вариант] Глазков, Н. Илиада. Сорок первый ...

[Рукопись первых стихотворений о войне. Неизвестный вариант] Глазков, Н. Илиада. Сорок первый год. Рукописная книжка стихов. М. С[амсебяиздат], 1941. (обложка изготовлена в 1947). [14] с. 8,2×8,2 см. (обложка 5,1×6,9 см.) Иллюстрированная обложка (вырезка из журнала ) с рукописным текстом. В очень хорошем состоянии.

«С момента объявления
войны
Лишь за победу
могут питься вина
Все люди воины, все дураки
двойны,
Все достиженья наши половинны.

Никто не мог сказать заранее,
Что потечет назло векам
История страны Германии
От штюрмеров к штурмовикам.

Но разгромят всех немцев наголову,
Кричат на языке военном,
И то, что было одинаково,
То станет необыкновенным!

На суше, в воздухе и на море,
Где корабли идут ко дну,
Ведет великая страна моя
Отечественную войну.

Моей России дан не даром
Громить врага священный дар,
И сокрушительным ударом
Она ответит за удар.

Победный дух, как некий демон
На русской армией витал
Во все века, а нынче где он
Тот сокрушительный удар?

А нынче гитлеровцам беды,
Мать их раз этак и раз так
Земель позахватили пяди
Системой танковых атак.

Как шашки пролезали в дамки,
Ряды ловушек огибая,
Так к нам взорвались эти танки,
А остальные погибали.
Сверхчеловекозверобоги
Живут не гладкие года,
Они воздушные тревоги
Бросают в наши города.

Они идут срывать засовы,
Неистовы в своей вражде.
Их фюрер Гитлер, словно совы,
Все лучше видит в темноте.

Видит Гитлер Данию,
А не Сирию
Думает: Дай ее
Аннексирую.

Видит Хорватию —
Взять ее хочется.
Думает: Век ее
Подчас же кончится.

Захочу —
Захвачу.
Его послушники поганки
Идут в бои и нет Европы.

Вы [нрзб] не добры,
Для завтра излишни.
Погибнут, как [нрзб],
Все дни вышей жизни.

Гитлер убьет самого себя,
Явятся дни ины,
Будет 9 сентября
Последней датой войны.

И там, где растет крапива
В бомбежках сто раз [нрзб]
Последние [нрзб] пива
Станут пить через 100 лет.

Победят не немцы, а люди,
Но сказал кинорежиссер
— Лучшая в мире киностудия
Двигается на все.

Все перепуталось: верь, Россия,
Войны предопределены
и рок,
Но надо действовать
агрессивно,
Как в шахматах
комбинационный
прок.

Гитлер прёт оголтелой оравой,
Хочет нашу судьбу порешить,
Ну а мы не умрём со славой,
Ибо надо, прославясь, пожить.

Надо биться в ожесточенье
И ставить в колёса палки.
Если танки имеют значенье,
Почему мы не строим танки.

Но не поздно пока, мы пойдём и построим
Новых танков тысячи тысяч.
Развернёмся танками на просторе,
Пулемётами в стороны тычась.

Мы пойдем и по зову
и без зова партии
И никто нам не скажет
Стойте:
Все, кто еще не ушли,
Ступайте
Самолеты и танки строить.

Никуда не отступайте, оставайтесь
на месте,
Каждый на своем посту.
Плуг исторического возмездия
Свою проведет борозду.

Немцы сами убили таких, как Либкнехт,
И на всех нас обрушилась фашизма стена;
Но если мир от фашизма погибнет,
То грош ему вся цена.

В этой битве судьба решится,
Судьба интереснее, чем роман.
Но пора, товарищи, отрешиться,
От настроений мирных времян.

Время всякое
Необыкновенное,
Трудное время,
Плохое.

Время хорошее
И непохожее
На
Предыдущие времена.

Нет армии непобедимой
С какой не справится страна,
Но всё сливает воедино
Непобедимая война.

В домах затемнены огни,
И жизнь войны — как смерть,
И на войне в такие дни
Игра не стоит свеч.

Но не верьте
Тому, что люди
Говорят
О смерти.

Один из мира жизни веселится,
В загробный мир, другой вилится
Но все равно, поставь хоть виселицу
А люди будут веселится
И в этом высшая бессмыслица.
41 г.«.

Четверостишия 1, 6, 7, 8, 11, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 31 публикуются впервые. В первом четверостишие обыгрывается факт из биографии автора (»... все дураки двойны...«. Глазков состоял на учете в качестве душевнобольного, чтобы избежать ареста за самиздатовский альманах 1940 года «Примитив. Экспрессия. Алогизм. Дисгармония». Это помешало ему пойти воевать (вроде бы мудрые люди посоветовали ему: «Коли ты, Коля, и так с приветом, то прибавь себе привета ещё побольше»). Сам поэт, никогда не пытаясь прикрываться этими (возможно и объективными) обстоятельствами открыто говорил «отсиделся». Было ли это самоуничижением, правдой или полуправдой, однозначно определить уже сложно. Во-всяком случае, показательно, что вернувшиеся с войны друзья Глазкова по Литинституту (Кульчицкий и Коган погибли на войне), никогда не пеняли ему этим и отзывались о нем с неизменной теплотой.

Четверостишия 2, 4, 5, 15 из цикла «Фантастические годы. Часть первая. 1941».

Четверостишия 3, 9, 22, 23, 24, 26, 27, 29 написаны в октябре 1941 г. (имеются разночтения).

Четверостишия 10, 19, 20, 21, 25, 28, 30 из цикла «Хлебозоры» (октябрь 1941).

Уникальный экземпляр.

Продажи: «Литфонд» № 118 —525 000 руб. (беловые автографы 29 стихотворений, датированные 1939-1943 годами).